Как две Кореи отделились друг от друга и зачем одна пошла войной на другую?

Есть расхожий стереотип о войнах, позволяющий свыкаться с ним разным людям в разные времена. Мол, дело это неприятное, но неизбежное. Раз уж родное правительство сказало воевать — значит, так тому и быть, других вариантов разрешить конфликт у политиков не оставалось. Как ёмче всех сформулировал эту мысль недоброй памяти Евгений Пригожин: «Если деревня попала в блудняк, если мы пошли п…ться с соседями — п…ться надо до конца».

А так ли уж надо? По прошествии лет многие кровавые противостояния трудно признать неотвратимыми, где у действующих лиц не было выбора. Например, начавшуюся ровно 75 лет назад Корейскую войну — ту самую, что продолжалась потом три года и унесла жизни не меньше трёх миллионов человек. Затяжную бойню на азиатском полуострове спровоцировала никак не безличная непреодолимая сила, а сложная комбинация из закулисных реплик, тайных документов и публичных решений, за которыми стояли конкретные люди.

Но чья вина больше? В бой рвался едва обрётший атомную бомбу СССР или опекаемая им диктатура самого первого из Кимов? Или, быть может, реальная вина вообще на властях Южной Кореи и их американских патронах?

Нежданный трофей и несбывшиеся ожидания

Раскол Кореи и последующую войну между двумя республиками трудно назвать детерминированными событиями. В начале 1940-х годов едва ли наблюдалась хоть одна объективная предпосылка к тому, чтобы будущее этой восточноазиатской страны сложилось столь драматичным образом.

В 1910-1945 годах полуостров находился под прямым управлением Японии. Сегодня в обеих Кореях этот период рассматривают как чёрные годы для ещё единой страны: захватчики насаждали свои язык и культуру, подавляя местное национальное самосознание. При этом островитяне, решая свои задачи, сделали север и юг захваченной страны взаимозависимыми. Японцы, управляя экономикой Кореи директивными методами, развивали в северных провинциях промышленность, а в южных — сельское хозяйство.

Не собиралась делить Корею на отдельные государства и коалиция победителей во Второй мировой. 10-11 августа 1945 года военные США и СССР договорились лишь о временных оперативных зонах, граничивших по 38-й параллели. Тогда речь ещё шла об общей победе в войне, ведь Япония по-прежнему продолжала сопротивление. Однако спустя всего три недели островная империя неожиданно капитулировала, и оперативные зоны союзников в Корее превратились в зоны оккупационные. Американский командующий генерал Джон Ходж и его советский коллега Андрей Романенко неожиданно стали по сути «сонаместниками» не то освобождённой, не то без боя завоёванной страны.

Изначально как в Кремле, так и в Белом доме слабо представляли, как им руководить на плохо знакомом полуострове. Судьбу Кореи толком не обсуждали ни в Тегеране, ни в Ялте, ни в Потсдаме. Бывшее японское владение попросту не считалось сколько-нибудь важным в контексте мировых отношений: что взять со страны, чьи жители сами шутя сравнивают её с маленькой креветкой между большими китами? Считалось, что Корея после недолгой «опеки» от США и СССР безболезненно получит суверенитет в своих исторических границах.

«Военное присутствие союзных держав на Корейском полуострове должно было продолжаться не более пяти лет. Однако стороны вкладывали разные смыслы в понятие “демократическое правительство”, поэтому соглашение на его счёт так и не было реализовано. Для продолжения переговоров по корейскому вопросу в марте 1946 года была сформирована Совместная советско-американская комиссия, которая за полтора года своего существования не смогла достичь каких-либо результатов»

- Чжун Хо Сон, южнокорейский историк

Но концепция американо-советского сотрудничества с треском провалилась. Начало работы Совместной контрольной комиссии, как видно из цитаты, практически совпало с Фултонской речью Уинстона Черчилля — символическим началом Холодной войны. Корея для Москвы и Вашингтона из чемодана без ручки превратилась в важнейший театр противостояния. Теперь ни о каких компромиссах и совместной политике не могло быть и речи.

Наши сукины Ким и Ли Сын

Несмотря на 35 лет прямого правления Японии, у Кореи оставался свой политический класс. Были и боровшиеся в подполье патриоты, были и эмигранты, которые сперва отстаивали интересы страны за рубежом (в китайском Шанхае действовало целое правительство в изгнании), а осенью 1945-го вернулись домой.

Правда, большинству борцов за свободную Корею не доверяли ни США, ни СССР. Для американцев они выглядели слишком левыми, а для Советов — недостаточно марксистами. Сами корейские левые националисты совершенно не собирались нравиться иностранцам и стремились как можно скорее восстановить собственную государственность. Ещё 6 сентября 1945-го в Сеуле ветеран антияпонской борьбы Ё Ун Хён — всеми уважаемый редактор и спортивный тренер, бывший политзаключённый — провозгласил самостоятельную Корейскую народную республику. Лидер призвал корейцев всех взглядов формировать по стране народные комитеты и требовать от иностранных офицеров передачи власти.

Штаб генерала Ходжа провозглашения республики не оценил. Американцев смущала как любовь Ё Ун Хёна к слову «народный», так и его большевистское прошлое (хотя к 1940-м политик отошёл от коммунистической идеологии). Военные США сочли меньшим злом опираться на существовавший чиновничий аппарат из прояпонских коллаборантов, а в декабре 1945-го Ходж вынудил Ё распустить своё полувиртуальное государство.

Разгон «КНР» критиковали даже многие американцы, ведь в глазах большинства корейцев Штаты теперь мало чем отличались от бывших колониальных хозяев. Вдобавок, сам Ё Ун Хён летом 1947-го погибнет от пули ультраправого боевика из опекаемой ЦРУ милиции «белорубашечников».

«США высадились в Корее безо всякой подготовки. В стране же сложились свои временные комитеты, шло своё государственное строительство, велась подготовка к общенациональным выборам. Если бы американцы сохранили всё это, создать новую Корею было бы куда проще»

- Эдгар Сноу, американский левый публицист

СССР в своей северной зоне справился с этим вызовом куда техничнее. Коммунисты не стали накидываться на народные комитеты, а постепенно внедряли туда надёжных людей — как правило, привезённых советских или китайских корейцев с нужными взглядами и безусловной лояльностью. Несогласных же сотрудничать с новой властью по-тихому задвигали на второй-третий план (кровавые чистки на Севере начнутся уже в 1950-х). В итоге Советы без лишних шума и крови обеспечили надёжный фундамент под будущую КНДР.

Однако многое зависело не столько от институтов, сколько от персоналий. И Советскому Союзу, и Соединённым Штатам требовалось найти для своих «полу-Корей» ярких лидеров. Москва, перебрав несколько кандидатур, остановилась на 33-летнем капитане советской армии Ким Ир Сене (урождённом Ким Сон Чжу), выходце из Маньчжурии и бывшем командире ⁠партизанского отряда. В феврале 1946-го молодой герой возглавил «Временный народный комитет Северной Кореи», де-факто отдельное правительство для советской оккупационной зоны.

США же предпочли молодости опыт. Осенью 1945-го «Союз за скорейшую корейскую независимость» — эмбрион будущей Республики Корея — возглавил ⁠70-летний доктор философии Ли Сын Ман. Старик заявлял себя чистейшим либералом, но отличался авторитарными замашками и часто враждовал даже с единомышленниками. Кроме того, бо́льшую часть жизни Ли провёл в Штатах и успел прилично оторваться от родных реалий.

Но в моменте американцев куда больше интересовало, что их протеже представлял собой напрочь отмороженного антикоммуниста, в принципе отвергавшего любой диалог с «красными». Такому человеку можно было доверять, несмотря на его явную взбалмошность.

Игра на разделение

Летом 1946 года во время поездки в провинцию Чолла-Пукто Ли Сын Ман публично заявил: коммунисты прочно держат Север, поэтому борцам за свободу придётся провозгласить «настоящую Корею» сперва у себя. А потом, глядишь, когда-нибудь и освободим собратьев-северян; к слову, Ли сам происходил из региона Хванхэдо, то есть территории будущей КНДР.

Заявление политика соответствовало обстановке, пусть и несколько било по всей американской стратегии в Корее. Дело в том, что в 1946-1949 годах США и СССР соревновались в странной игре. Обе державы оборудовали в своих оккупационных зонах отдельные государства, но на словах это отрицали. И американцы, и Советы били себя в грудь, что как раз они-то и хотят воссоединить корейцев, а вот их визави со своими марионетками жаждут разделить и перессорить несчастный азиатский народ.

План США по восстановлению единой Кореи подразумевал общенациональные выборы. Предполагалось, что во всех провинциях граждане изберут учредительное собрание, оно затем примет конституцию и все счастливо заживут в новой демократической республике. Советские представители формально не отрицали эту концепцию. Они лишь указывали, что перед таким историческим событием с полуострова следует вывести все иностранные войска (это условие обе державы даже выполнили до конца 1948 года). Со стороны обе идеи — всеобщих выборов и окончания двойной оккупации — выглядели благородно. На деле же за ними таился холодный расчёт.

Американцы уповали на неоспоримое преимущество корейского Юга перед Севером в случае всеобщих выборов. Электоральные расклады роли не играли: в сеульской зоне попросту жило в полтора раза больше людей, чем в пхеньянской. По-видимому, Белый дом не сомневался в способностях Ли Сын Мана обеспечить себе нужный итог голосования на подвластной территории. Сталин и его окружение же мыслили по-бисмарковски: великие вопросы решаются не речами и резолюциями, а железом и кровью. В Кремле полагали, что после вывода иностранных солдат Север под формальными предлогами саботирует выборы, выждет момент и силой поглотит южан — а затем уже можно разыгрывать любой фарс с урнами и бюллетенями.

Действительно, Ли Сын Ман своими агрессивными заявлениями давал противникам достаточно поводов для войны. При этом у склочного старика долгое время не было полноценных войск (американцы дадут добро на южную армию лишь в конце 1948-го), а вот Пекин с Москвой ещё в 1946 году начали создавать Народную армию для Ким Ир Сена. Со временем ситуация становилась патовой. И Ким, и Ли сильно зависели от внешней поддержки, которую им могла дать лишь максимальная демонстрация взаимной ненависти, а это только усугубляло конфликт.

Соответственно, умеренные политики — а они всё ещё оставались по обе стороны 38-й параллели и по-прежнему призывали к единству и миру — становились пешками в игре двух будущих диктаторов. Так, 30 апреля 1948-го в Пхеньяне Ким Ир Сен провёл конференцию более 40 партий из обеих оккупационных зон. Приехали туда и оппозиционеры с Юга во главе с бывшим председателем эмигрантского правительства Кимом Гу. Собравшиеся привычно повторили: никаких сепаратных выборов, никаких отдельных государств, да здравствует единство всех сил ради единой же Кореи. Непроизвольно выходило, будто северные власти целиком поддерживают эти благородные лозунги, а хозяева Сеула их преступным образом отвергают.

Пхеньянский форум не изменил положения дел, но Ли Сын Ман явно усмотрел здесь угрозу своей власти. 10 мая 1948 года в южной зоне под международным контролем провели сепаратные выборы в Национальное собрание. 17 июня орган принял новую конституцию, а спустя ещё два месяца — избрал Ли первым президентом новорождённой Республики Корея. В декабре 1948-го Генассамблея ООН приняла резолюцию № 195, которая провозглашала сеульское правительство единственным легитимным и демократически избранным во всей Корее.

Ли Сын Ман использовал лоск законности для установления жёсткой диктатуры. Подконтрольный президенту парламент послушно штамповал драконовские акты, приравнявшие любую критику власти к государственной измене. А открытым противникам Ли не полагалось и видимости закона: например, упомянутого Кима Гу летом 1949-го в собственном кабинете средь бела дня застрелил офицер молодой южнокорейской армии. На убийцу даже не завели уголовного дела.

Никто не хотел воевать

Ким Ир Сен на создание Республики Корея ответил симметрично. В сентябре 1948-го в Пхеньяне ожидаемо провозгласили свою Корейскую народно-демократическую республику.

При этом и Сеул, и Пхеньян одинаково рассматривали себя единственной законной властью на всём полуострове. Соответственно, в оппонентах они видели преступную клику на иностранных штыках, а неподконтрольные территории расценивали как временно оккупированные врагом. В 1948-1949 годах оба режима полностью свернули даже неполитические контакты между своими гражданами.

На тот момент казалось, что две половины Кореи слишком связаны друг с другом, чтобы выжить порознь. Промышленный Север нуждался в южных рисе и кукурузе так же, как и аграрный Юг зависел от северных металлов, угля и электричества. И, раз ни о каком мирном диалоге уже не шло и речи, то восстановить единое государство могла только война. Правда, долгие два года никто и не рисковал по-настоящему напасть первым, несмотря на многочисленные приграничные обстрелы и взаимную деятельность диверсионных групп.

Сеульское правительство попросту не имело нужных ресурсов для полномасштабного вторжения. Как уже говорилось, США от греха подальше оттягивали появление у непредсказуемого Ли Сын Мана собственной армии. А когда её всё-таки создали, американцы намеренно отказывали союзникам в наступательном вооружении. Даже к лету 1950-го у южнокорейцев толком не было ни авиации, ни танков, ни бронетехники. Ли и его соратникам оставалось освобождать Север лишь в мечтах.

У Ким Ир Сена дела обстояли иначе: у него были и желание, и возможности воевать. К 1949 году первый Ким уже обладал крепкой Корейской народной армией, на вооружении которой стояли и танки Т-34, и штурмовики Ил-2, и истребители Як-9, и другие образцы современной техники. Хватало там и выходцев из СССР и КНР с нужным боевым опытом. Тем не менее «Солнце нации» не мог вторгнуться на Юг без отмашки из Москвы и Пекина, а те совсем не спешили благословлять младших партнёров.

Мао Цзэдун долгое время колебался. Принципиально он не возражал против идеи скинуть лисынмановцев в море, но лидер КНР до самого конца 1949-го всё ещё добивал «своих» антикоммунистов в китайской Гражданской войне. Мао опасался вести две войны одновременно. А вот Иосиф Сталин в те же месяцы прямо осуждал саму идею вторжения.

«В настоящее время задачи борьбы за объединение Кореи требуют сосредоточения максимума сил, во-первых, на развёртывании партизанского движения, создании освобождённых районов и подготовке всенародного вооружённого восстания в Южной Корее с целью свержения реакционного режима и успешного решения задачи объединения всей Кореи и, во-вторых, дальнейшего и всемерного укрепления Народной армии»

- из шифрограммы Политбюро ЦК ВКП(б) советскому послу в Пхеньяне Терентию Штыкову

Уязвлённый Ким Ир Сен отвечал, что «освобождённые районы» как раз создаются, и южане не просто ненавидят лисынмановскую клику, а активно против неё борются. Поэтому, как только Народная армия перейдёт 38-ю параллель, у неё сразу появится гигантский кадровый резерв. Причём главу КНДР здесь нельзя упрекнуть во лжи. В 1948-1949 годах Южную Корею действительно сотрясла череда сельских восстаний, кульминацией которых выступила мини-война на острове Чеджудо: местные повстанцы больше года держали оборону против правительственных войск.

Однако Ким недооценил последствия этих событий. Во-первых, режим Ли Сын Мана утопил в крови все крестьянские мятежи (на том же Чеджудо истребили до 10% островитян) и основательно зачистил прокоммунистические ячейки на своей территории. Во-вторых, в июне 1949-го сеульский диктатор сделал ход конём, объявив радикальную аграрную реформу. Государство оставляло крупным собственникам меньше трёх гектаров земли — всё остальное принудительно выкупали и передавали сельской бедноте.

История знает много примеров, как самые честные и принципиальные политики проваливали в решающий момент важнейшие для своих стран реформы. В Южной Корее всё вышло наоборот: сотни тысяч батраков получили наделы благодаря жестокому, нетерпимому и неразборчивому в средствах автократу. И это неожиданное решение Ли вскоре спасло его собственный режим.

«Эта война портит кровь американцам»

Почему зимой-весной 1950 года Иосиф Сталин всё-таки дал зелёный свет северокорейскому вторжению на Юг? Считается, что давняя мечта Ким Ир Сена — при условии, что с китайцами детально он договорится сам — сбылась во время его поездки в Москву в начале февраля 1950-го.

Современные историки сводят сталинский разворот вопросе к трём китам:

- Иосиф Виссарионович поймал головокружение от успехов прошедшего 1949 года: СССР под казахстанским Семипалатинском успешно испытал атомную бомбу, в Восточной Европе окончательно заработала сеть клиентских режимов, а китайские союзники наконец-то выиграли гражданскую войну в своей стране;

- Ким и вставший на его сторону посол Штыков всё-таки внушили Москве, что режим Ли Сын Мана непопулярен, а его вооружённые силы ничтожны;

- Кремль получил ложную уверенность, что Соединённые Штаты не окажут южнокорейцам широкой военной помощи, когда та им будет необходима.

Природа третьего «кита» вызывает больше всего вопросов. Обычно его сводят к странной реплике госсекретаря США Дина Ачесона. 12 января 1950-го политик на встрече с американской прессой заявил про «оборонительный периметр» своей державы в Тихом океане, проведя его по Алеутскому архипелагу, островам Рюкю и Филиппинам. Корейский полуостров, очевидно, оставался западнее этой линии, поэтому многие современники расценили слова госсекретаря как отказ Штатов воевать за сеульских союзников.

Разумеется, сам Ачесон впоследствии объяснял, что его не так поняли, что он говорил именно об океане, и вообще не имел в виду Республику Корею, бросать которую никто и никогда не собирался. Да и вряд ли недоверчивого Сталина так уж впечатлило всего одно публичное выступление, к тому же рассчитанное на внутриамериканскую аудиторию. Вдобавок, в том же январе 1950-го, ровно через две недели после пресс-конференции Ачесона, США подписали с Южной Кореей Соглашение об экономической помощи и военном сотрудничестве. Неужели одна неудачная реплика в частном порядке перевесила для руководства СССР целый официальный документ?

В любом случае, прокоммунистическая коалиция уже не свернула с выбранного пути. Весной 1950-го Ким утряс формальности с КНР («народные добровольцы» от Мао вступят в войну в конце осени) и организовал подготовку ко вторжению. Рано утром 25 июня 150-тысячная группировка северян под предлогом отражения фантомной атаки южан перешла границу и устремилась к Сеулу. Войска КНДР буквально за три дня взяли вражескую столицу, в июле добились ряда новых побед, а к августу южнокорейские войска отчаянно держали оборону Пусанского периметра — юго-восточного краешка своей республики.

Режим Ли Сын Мана стоял в шаге от гибели, но США в самый трудный час всё-таки пришли на помощь беспокойному союзнику. Та самая резолюция ГА ООН № 195 оказалась не пустой бумагой: администрации Гарри Трумэна удалось собрать на её основе широкую коалицию и отправить в Корею крупный многонациональный контингент под флагом Объединённых Наций. Со временем война приняла затяжной характер — вопреки изначальным расчётам Кима и Сталина. Впрочем, советский диктатор нашёл для себя в этом неожиданную выгоду:

«Эта война портит кровь американцам. Северокорейцы ничего не [потеряли], кроме жертв, которые они понесли в этой войне. Американцы [уже] понимают, что эта война им невыгодна, и должны будут её закончить. Нужна выдержка, терпение. Конечно, надо понимать корейцев — у них много жертв. Но им надо разъяснить, что это дело большое»

- из беседы Сталина с главой правительства КНР Чжоу Эньлаем, лето 1952 года

Утешает в этой истории только одно: жить хозяину Кремля на момент этих слов оставалось чуть больше полугода. А спустя три месяца после его смерти воюющие стороны всё-таки договорятся о перемирии. Единства Корее это, конечно, уже не вернёт, но люди на полуострове всё-таки перестанут гибнуть.

Основные источники статьи:

• Денисов В., Ли В., Торкунов А. Корейский полуостров: метаморфозы послевоенной истории
• Кречетников А. Корейская война: ещё одна загадка Сталина
• Ланьков А. Как и почему началась война в Корее?
• Стьюк У. Корейская война
• Чжун Хо Сон. Корея Южная и Северная. Полная история

На главном фото — лозунг «Да здравствует КНДР» вместе с портретами Сталина и Ким Ир Сена на Вратах независимости. Захваченный коммунистами Сеул, конец лета 1950 года. Источник: Wikipedia / Defense Media Agency